«В поисках своей России»
К 155-летию со дня рождения Михаила Нестерова (1862 – 1942)
Автопортрет. 1906.
Внимание к одному из крупнейших и интереснейших русских художников конца XIX – первой трети XX века, пожалуй, не ослабевало никогда. Это подтвердила и монографическая ретроспектива ГТГ в 2012 г., посвященная 150-летнему юбилею мастера. Выставка имела такой бурный интерес у зрителей, что ее сроки проведения пришлось продлевать, а тираж фундаментального каталога ретроспекции, несмотря на дороговизну, разошелся мгновенно.
Нестеров – художник эпохального масштаба. Он создал свою неповторимую манеру – «стиль Нестерова». Исторически место М.В. Нестерова-художника определяется не только «по горизонтали», в среде его сверстников, но и «по вертикали», в ряду таких мастеров, как А.А.Иванов, В.М.Васнецов и М.А.Врубель.
«Михаил Васильевич Нестеров. Один из самых прекрасных, строго-прекрасных русских людей, встреченных мною за всю жизнь», скажет о нем философ В.В.Розанов.
Все современники, кроме несомненного и неординарного таланта, отмечали его личностные качества: кристальную честность и искренность, скромность, доходящую до застенчивости, немногословность и, при этом, невероятную творческую активность – «он был непрерывно озабочен ... и «развалившись» я его не видал .... в нем огня и энергии было побольше, чем в Штольце, и побольше даже, чем в Герцене» (В.В.Розанов).
Живописец, график, монументалист; портретист, пейзажист, автор картин на религиозные темы, обращался и к бытовому жанру, но изображал не быт, а Бытие.
«Самое удивительное для меня в художественных формах Нестерова, это то, что он простецкими на вид методами явно реалистической живописи достигает иррационально-ирреальных эффектов глубочайшего духовного значения», напишет философ, драматург Н.Н. Евреинов.
В картинах Нестеров ставит вопросы, далеко выходящие за пределы искусства в сферы гуманитарной и духовной жизни. Более двадцати лет жизни он отдает религиозной живописи. Эта тема самым тесным образом связана была с насущными вопросами, волновавшими русское общество на рубеже ХIХ–ХХ веков.
Одна из первых крупных его работ «Видение отроку Варфоломею» (1889–1890, ГТГ), написанная на сюжет из древнейшего «Жития преподобного Сергия», стала сенсацией 18-ой Передвижной выставки в Москве. Это была картина-посвящение отрока в тайну его будущею призвания, «То, о чем хочет поведать художник – это переворот в мироощущении личности, который, однако, может почти не выражаться во внешнем облике человека. Главное – что творится в душе Варфоломея и метафорой его душевного состояния является пейзаж, который кажется видением «земного рая». Такой характер изображения был нонсенсом для того времени.
Заметим, что передвижники в 1870-х – 1880-х гг. были идейными вождями русского общества. Их выставки посещали люди всех сословий – от студентов до членов царской семьи. Экспонировать свои работы на этом вернисаже было великой честью для начинающего живописца. Но работа, написанная не по канонам Товарищества, вызвала гневную критику охранителей чистоты передвижнического направления и не только.
Нестеров вспоминал: «Судили картину страшным судом. … признали ее вредной, даже опасной в том смысле, что она подрывает «рационалистические» устои «.
Однако это не помешало П. Третьякову уловить новаторство художника и приобрести его картину.
Потрясенная пресса пестрела сообщениями: «появилась необычайно-оригинальная картина, сразу обратившая на себя общее внимание – «Видение отроку Варфоломею».
Все в ней было ново и необычно: колорит, краски, сюжет, дух картины.
Сам того не желая, Нестеров выступил как бунтовщик против передвижнических устоев, ведущим стилем которых был реализм. Их искусству отражения действительности в формах самой жизни Нестеров противопоставил искусство выражения внутреннего мира человека. Для передачи новой реальности он обратился к новому художественному языку.
В отличие от «передвижников» Нестеров будет рассматривать во всех своих картинах русский народ не в социальном, а в историософском аспекте.
Художник создает и свой тип пейзажа, получивший название «нестеровского». Такого еще не было раньше в русском искусстве. Обращаясь чаще всего к северной природе или природе средней полосы России, неброской, лишенной изобилия и южной бравурности, он отбирает определенные ее приметы, повторяя их, варьируя во многих своих картинах.
«… Нестеров … уловил отсвет [мистической веры] в бледном северном пейзаже, в трогательных белых ниточках весенних берез; и он находит ее каждый раз, как только он подходит со своей ясновидящей кистью и к вечерним рекам, и к строгим девичьим лицам, и к весенним лесам», напишет М. Волошин.
Отдельная страница в творчестве художника – монументальное искусство.
Нестеров совместно с В. Васнецовым и рядом других художников принимает участие в росписи Владимирского собора в Киеве, который должен был стать чисто «русским» храмом, наполненным образами русских подвижников.
Вершиной и одновременно финальной точкой развития Нестерова-монументалиста стала роспись Покровской церкви Марфо-Мариинскои обители, что на Ордынке в Москве (1908–1911). Нестеров отходит здесь от традиционной системы росписи интерьера православного храма. Большинство стен оставлены им не расписанными – белыми. Как писал художник, ему хотелось создать праздничный, «пасхальный» образ. К наиболее значимым здесь относятся картина-панно «Путь ко Христу», которую искусствоведы называют иллюстрацией легенды о «русском Христе», «выражающей упования эпохи начала XX века на божественное заступничество перед лицом грядущих потрясений».
Для многих русских художников второй половины XIX века недосягаемым идеалом представлялась картина Александра Иванова «Явление Христа народу», привлекающая своим наивысшим духовным настроем и высоким уровнем художественного воплощения. Этот сюжет вдохновил Нестерова перевести явление Христа на русскую почву и показать его русскому народу. К этой теме относится его картина «Святая Русь», вызвавшая бурную неоднозначную реакцию у современников.
Тема безымянных героев тихой молитвенной жизни – пустынников, монахов и монахинь, изображенных в идиллическом единении с неброской русской природой, станет одной из центральных в творчестве Нестерова конца XIX – начала XX вв. Это «Христова невеста» и ряд других картин. «Христовыми невестами» традиционно на Руси называли инокинь и послушниц. Картина, по словам Нестерова, стала переломной в его творчестве. Связанная с образом рано умершей жены, «Христова невеста» была началом того, что, по его словам, «позднее развилось в нечто цельное, определенное, давшее мне свое «лицо». Русский историк искусства, С. Глаголь в своей первой монографии о Нестерове писал, что «Христова невеста» вобрала в себя «всю …взыскующую Господа, темную родную Русь».
Одновременно с образами современных монахов («Пустынник»)
и святых (цикл работ о прей. Сергии Радонежском) в живопись Нестерова входит большая тема, связанная с образами старообрядчества. Художника влечет «живая старина» XVII столетия, как верных хранителей национального прошлого выразителей истинного народного духа.
Моделью для картины «На горах» (1896) послужила воспитанница сестры художника А.В. Нестеровой Серафима Ивановна Дмитриева. Фигура одинокой женщины, изображенная на полотне, вознесена над широкой панорамой Волги и окрестных холмов как воплощение этого простора, более того – символа всей Руси. Глаза ее полны неизбывной тоски, смыслового поиска.
Картина подверглась резкой критике как содержательно, так и за необычное для того времени композиционное решение – изображения «неясных и неестественых» (в полуобороте) для того времени жестов, поз (М. Волошин назовет их «придуманными»); непонятным было и протягивание цветов, которые героини дарит … – нам, зрителям и своим согражданам.
Современные искусствоведы отмечают, с какой художественной смелостью Нестеров смог передать открытость, эту способность к «дарению» героини, изменить шаблоны привычных композиций, создать смысловое и эмоциональное решение картины.
В XX веке эти приемы будут уже обычными в искусстве.
Специалисты констатируют, «уже здесь он заявляет о себе как художник-философ и будущий символист: не отрываясь от реальных образов, он стремится к передаче концентрированных многомерных смыслов, лежащих глубже сюжетного мотива».
В другой работе – «Великом постриге» – перед нами скупо данный пейзаж лесистых гор, действие происходит «за горами», в скиту. Напряжение картины – торжественное шествие молодых пострижениц и старых монахинь с горящими свечами – на первый взгляд скрыто, но проявляет себя в контрастах колорита, резкого сопоставления светлого и темного, подчеркнуто большой предметной плотностью, выраженной в фигурах. Это напряжение внутреннего горения, экзистенции, тоже по мнению искусствоведов, было не характерно в целом для русской живописи того времени.
Нестеров работал в разных жанрах. Не меньшую известность он получил и в жанре портрета. В его творчестве сосуществуют два типа портретов. Один – аналитический, во многом похожий на портретный этюд. В нем художник всматривается в лицо человека, пытается разгадать сущность его характера. Такой портрет строится традиционно: лицо и фигура модели обращены к зрителю.
Другой тип портрета – это портрет-обобщение, портрет-биография, иногда – портрет-символ. Часто он решается художником как картина, с включением нестеровского пейзажа-настроения или интерьера, заполненного «говорящими» вещами, способствующими постижению образа. Среди его образов есть двойные портреты, портреты-диалоги, в которых изображаются характеры полярные, но находящиеся в целостном единстве. Первые нестеровские портреты, если не считать множества портретных этюдов или портретов родителей, написанных в подростковом возрасте с фотографий, появились в 1906 году.
Портреты Нестерова по-своему монументально-лиричны; наиболее выразительны созданные им образы родных и духовно-близких людей. «В портрете его дочери есть утонченность и дымка вечерней грусти, соединенная с четкостью и законченностью истинного мастера», напишет М. Волошин.
Нестеров преклонялся перед миром идей и чувств отца Павла Флоренского и создает портрет «Философы», на котором изображает двух выдающихся представителей религиозно-философской мысли – С.Н. Булгакова и П.А. Флоренского. Художник избирает жанр парного портрета, чтобы показать два противоположных характера в едином поиске истины.
Нестеров неоднократно избирает в качестве модели и себя. Автопортрет - это размышление художника о своем месте в искусстве и жизни.
Эпоха Нестерова – это век двух революций. После Октябрьской революции Нестеров стал преимущественно портретистом.
Именно умение увидеть человека и передать его внутренний мир позволило Нестерову после революции создать портретов людей, без которых трудно себе представить развитие советской науки и культуры – И. П. Павлова, А. Н. Северцова, И. Д. Шадра, В. И. Мухиной. С. С. Юдина, Е. С. Кругликовой и др.
Жизнь Нестерова отличалась долголетием творчества. Выражая свое собственное кредо он говорил «я – сам по себе». Эти слова во многом определили и его путь в искусстве.
Исследователь творчества Нестерова И. Никонова пишет: «Мнения его о людях, событиях были всегда мудрыми и точными, ему было присуще восприятие главного в человеке. И в отношении к людям и в отношении к искусству Нестеров оставался верен своим внутренним нравственным принципам, он всегда был «сам по себе».
Нестеров не только великий русский художник, он был и не менее одаренным писателем. В самом конце жизни, в 1941 году он выпустил книгу воспоминаний под общим названием «Давние дни». В этой книге содержатся воспоминания художника практически обо всех периодах своей жизни и творчества. Воспоминания об эпохе, рассказы о себе и о своих друзьях – Сурикове, Левитане, Коровине, Крамском, Ге, Третьякове и многих других – являются бесценными свидетельствами о жизни лучших людей того времени.
За эту книгу Нестеров был удостоен звания почетного члена Союза писателей СССР.
Подборка «В поисках своей России» интересна представленными в НЭБе электронными копиями как книг авторов XIX – начала XX в. с их взглядами и отзывами о творчестве художника, так и современных искусствоведов и их пониманием наследия великого мастера. Если для современников Нестерова его манера была новаторской и вызывала порой резкую критику, которая нашла отражение и в подборке, то для искусствоведов нашего времени характерна уже иная перспектива – восприятие личности художника и оценка его роли в русском искусстве в более широком горизонте.
В музеях с полотен, подписанных именем Нестерова, на зрителя продолжают смотреть тонкие и нежные лица с большими глазами «ушедших от мира» пустынников, угодников Божьих, отшельников, одиноких девушек. И, по-прежнему, одухотворение, исходящее от его картин, заставляет застывать перед его полотнами даже самых искушенных посетителей.